Внимание: «Молния!» - Страница 51

А пока движутся к условному часу стрелки, между солдатами идет разговор:

— Все «колечко» навылет простреливается. Как ни крутись, оно ýже, ýже. Примет Штеммерман ультиматум. А не то фашистский дракон — кишки на телефон.

— Должны они образумиться. Условия наши мягкие. Офицерам после капитуляции ордена и медали разрешаем носить. Даже холодное оружие оставляем.

— А после войны на все четыре стороны, по своему желанию, куда хошь пятками сверкай. Вот оно как!

— Не мстить идем, а освобождать.

Козачук не вступал в разговор, но почему-то верил, что из-за бугров вот-вот появятся парламентеры с белыми флагами. Кольцо сузилось, куда тут денешься?!

Одиннадцать часов!

Тишина.

Минутная стрелка чуть шевельнулась, чуток продвинулась вперед, и стало ясно: капитуляция Штеммерманом отклонена, ультиматум не принят.

Удар батарей возвестил всему фронту: битва продолжается. Ураганный огонь! Шквальный! И сразу пошли на штурмовку ИЛы, появились над полем боя краснозвездные пикировщики. Вздрогнула, качнулась земля. Прокатился тяжелый гул по степи, и вдали над буграми вздыбился дым.

Во второй половине дня трижды ходил в атаку Козачук. Гусеницами раздавил минометную батарею. Серые опорные плиты походили на больших черепах. Казалось, они ползли к ближнему ручью и все никак не могли до него добраться. Противник с каждой атакой отходил на новый рубеж обороны. Кольцо сжималось все туже и туже.

В стели загулял порывистый ветер. Быстро подмораживало. Кусты и прошлогодние травы покрывал тонкий ледок, отчего они на закате солнца становились искристыми и звенели, словно стеклянные. Северный ветер принес колкие снежинки. Они густели, вихрились. Срывалась поземка, предвещая буран. Войска были приведены в наивысшую боевую готовность. Во все подразделения поступил приказ: «Усилить бдительность. Враг может в метель пойти на прорыв».

Небо! Оно с каждым порывом ветра становилось чугунно-серым, тяжелым. Сугробы вздыбились, зашипели. И налетевший буран принялся хлестать степь своим неистовым свистом.

Нет ни земли, ни неба. Все превратилось в степи в одну дико воющую, ревущую на все голоса белую морозную мглу. Стучат в приподнятую крышку стального люка мелкие, колючие градинки. Снег слепит глаза. Напрягает слух Иван Козачук. «Уж не ослышался ли в этом завывании бури? Кажется, где-то в снежных вихрях гудит мотор легкого самолета ПО-2. Вот тебе «кукурузник» и «огородник»! Но как он мог появиться в гуще такого бурана?! Летит... Летит... Кружит над Шендеровкой».

Ни вспышки ракеты, ни выстрела. Притаились гитлеровцы. «Ночник» сбросил осветительные, а потом и зажигательные бомбы. Вспыхнули костры. Очевидно, запылали грузовики. Батарейцы моментально использовали огни как ориентиры и ударили по врагу.

Но ответа не последовало. Враг молчал. Казалось, обстрел его мало беспокоил. Но то была хитрость. После артиллерийского налета гитлеровцы приводили в порядок расстроенные колонны войск, чтобы без единого выстрела как можно ближе подойти к советским позициям. Они поняли: никакой неожиданности в их действии не будет. Советские войска не дремлют, они наготове. И только ревущий буран, плотная белая мгла могут помочь окруженным дивизиям применить на узком участке фронта тактику «буйвола», вложить в удар всю последнюю силу и броситься на юг, на Лысянку, чтобы выскользнуть из кольца.

Согласно приказу, все гитлеровские войска сведены в три колонны. План прорыва был коварным. Правая и центральная — заранее обрекались на гибель. В них входили остатки 57-й и 167-й пехотных дивизий, различных разбитых частей и все тыловики. Ударную силу левой колонны составляли подразделения танковой дивизии СС «Викинг», полки 72-й и 112-й пехотных дивизий. Под прикрытием «тигров» на бронетранспортерах ехали генералы и старшие офицеры.

Но все это станет известно после боя, когда заговорят пленные и откроют свою тайну трофейные документы. А пока...

В три часа ночи Иван Козачук услышал, как где-то на левом фланге у села Хильки ударили артиллерийские батареи. Огонь вспыхнул в Журжинцах, окольцевал вспышками Комаровку. Сверкающая пожарами и ревущая бураном степь наполнялась буханьем скорострельных зениток, поставленных на прямую наводку против «тигров».

По тревоге снимаются с позиций артиллеристы. Приходят в движение танки. Получен приказ: «Закрыть брешь прорыва!»

Эта брешь всего в пяти километрах. Нужен стремительный бросок. Но как его совершить вслепую? Бьет такая метель... А кругом холмы да овраги. Того и гляди: оступится шестидесятитонный КВ и загудит с обрыва.

Машина Козачука в голове колонны. Ведет за собой Иван танковый батальон. Руки прикипели к рычагам, и сам он словно слился с поступью тяжелой машины. В открытый люк врывается сухой снег и шипит внутри танка. Иван помнит эту дорогу. Он брал ее с боем. Тяжела она. Здесь такой замысловатый поворот — дьявольская петля над самым глубоким яром. Только бы перевалить за гребень высотки, а там уже местность такая, что и развернуться можно всему батальону.

Как ни круты подъемы и как ни обманчивы в белой неистово свистящей мгле спуски, а спешить к месту прорыва надо. Спешат туда и артиллеристы. Звучат в метели голоса:

— Ходу давай!

— Хо-ду-у...

— Стой! К бою!

В гуле бушующего бурана слышен рокот танковых моторов. «Тигры» с ходу открывают огонь. А за ними теперь уже с ревом движется невидимая в снежных вихрях пехотная колонна.

Пушки бьют прямой наводкой.

Шумно горят вражеские танки. Ветер рвет на куски пламя огромных факелов и несет по степи едкий газ и удушливый дым.